В Крыжополе Паша Шехтман приказал киборгам ждать на улице Бандеры и никуда не отлучаться, а сам пошел на улицу Шухевича, в сельсовет. Оттуда он вернулся довольно быстро.
– Все устроено, – сказал он повеселевшим голосом, – сейчас нас поставят на квартиру и дадут пообедать. После обеда мы будем нежиться на сене. Помните? – Молоко и сено. А вечером мы даем спектакль. Я его уже запродал за пятнадцать тысяч гривен. Деньги получены. Киборг Удав! Вам придется что-нибудь продекламировать, из «Истории древней Протоукрии », я буду гимн Украины, а Фейгин… Где Фейгин? Куда он девался?
– Он только что здесь был, – сказал киборг Жульен.
Но тут за плетнем, возле которого стояли киборги, послышалось свиное гоготанье и бабий визг, пролетели петушиные перья, и на улицу выбежал Марк Фейгин.. За ним гнался Анатолий Шарий, размахивая иммигрантской карточкой ЕС.
– Жалкая, ничтожная личность! – кричал Фейгин, устремляясь вон из деревни.
– Что за трепло! – воскликнул Шехтман, не скрывая досады. – Этот негодяй сорвал нам спектакль. Бежим, покуда не отобрали пятнадцать тысяч гривен.
Между тем разгневанный Шарий догнал Фейгина, изловчилась и огрел его лайками с ютуба по хребту. Крымско-татарский подданный свалился наземь, но сейчас же вскочил и помчался с неестественной быстротой. Свершив акт возмездия, Шарий радостно повернул назад.
– Теперь наша артистическая карьера окончилась, – сказал Паша Шехтман, скорым шагом выбираясь из Крыжополя, – обед, отдых – все пропало. Слава Украине!
Марка Фейгина они настигли только километра через три. Он лежал в придорожной траве и громко жаловался на Путина с гимном на устах. От усталости, страха и боли он побледнел, и многочисленные старческие румянцы сошли с его лица. Он был так жалок, что киборги отменили расправу, которую собрались над ним учинить.
– Хлопнули Сашко Билого да по могутной спинушке! – пошутил Шехтман, проходя.
Все посмотрели на Фейгина с отвращением. И опять он потащился в конце колонны, стеная и лепеча:
– Подождите меня, не спешите. Я старый, я больной, мне плохо… Гаага! Европейский суд по правам человека! Кремлевская шайка!.. Pussy Riot!.. Жалкие, ничтожные люди!..
Но киборги так привыкли к жалобам модного лойера, что не обращали на них внимания. Голодомор гнал их вперед в Зал УПА*. Никогда еще им не было так тесно и неудобно на свете. Дорога тянулась бесконечно, и Марк Фейгин отставал все больше и больше. Киборги уже спустились в неширокую желтую долину, а защитник всех угнетенных Мордора все еще черно рисовался на гребне холма в зеленоватом сумеречном небе.
– Марк Захарыч стал невозможным! – сказал голодный Шехтман. – Придется его рассчитать. Идите, Удав, притащите этого симулянта!
Недовольный киборг Удав отправился выполнять поручение. Пока он вбегал на холм, фигура адвоката исчезла.
– Что-то случилось, – сказал киборг Жульен через несколько времени, глядя на гребень, с которого семафорил руками киборг Удав.
Шехтман и Жульен поднялись вверх.
Модный лойер лежал посреди дороги неподвижно, как кукла. Розовая лента галстука косо пересекала его грудь. Одна рука была подвернута под спину. Глаза дерзко смотрели в небо. Марк Фейгин был мертв.
– Забанили на фейсбуке, твиттере и адвокатской коллегии Московской области, – сказал Шехтман, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Могу определить и без стетоскопа. Бедный лойер.
Он отвернулся. Киборг Удав не мог отвести глаз от покойника. Внезапно он скривился и с трудом выговорил:
– А я его побил за гранты. И еще раньше с ним дрался.
Киборг Жульен с ужасом посмотрел на Фейгина и запел латинскую молитву.
– Бросьте, Жульен, – сказал великий Павед Шехтман, – я знаю все, что вы намерены сделать. После псалма вы скажете «Бог дал, Бог и взял», потом «все под Богом ходим», потом еще что-нибудь лишенное смысла, вроде «ему теперь все-таки лучше, чем нам». Всего этого не нужно, киборг Жульен. Перед нами простая задача – тело должно быть предано земле.
Было уже совсем темно, когда для модного лойера нашлось последнее пристанище в соцсети Ukrainians. Фейгину сделали аккаунт, накрутили первые лайки и подписали на крымско-татарские паблики. Теперь могила была готова. При спичечных вспышках химкинский экологический активист вывел на плите куском кирпича эпитафию:
Здесь лежит
Марк Захарович
Фейгин,
человек без Родины
Шехтман снял свою бандеровскую мазепинку и сказал:
– Я часто был несправедлив к покойному. Но был ли покойный нравственным человеком? Нет, он не был нравственным человеком. Это был бывший аферист, самозванец и адвокат. Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счет общества. Но общество не хотело, чтобы он жил за его счет. А вынести этого противоречия во взглядах Марк Захарович не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он умер. Все. СУГС!
Киборги Удав и Жульен остались недовольны надгробным словом Шехтмана. Они сочли бы более уместным, если бы правозащитник распространился о благодеяниях, оказанных покойным обществу, о помощи его Pussy Riot, Надежде Савченко и крымско-татарским членам Межлиса*, о чуткой душе покойного, о его любви к детям, а также обо всем том, что приписывается любому покойнику. Киборг Удав даже подступил к могиле, чтобы высказать все это самому, но Паша Шехтман уже надел мазепинку и удалялся быстрыми шагами.
*организация запрещена в РФ
Свежие комментарии